Александр Моисеевич Борода — основатель и генеральный директор Еврейского музея и Центра толерантности в Москве. Отвечая на вопросы корреспондента VTBRussia.ru, глава одной из самых интересных культурных площадок столицы рассказал о том, почему он никогда не думал об эмиграции, что для него значит слово «толерантность» и какой он видит идеальную выставочную площадку.
— Расскажите, пожалуйста, для тех, кто еще не был в Еврейском музее, что это за пространство, как все начиналось.
— Мы в 2001 году от правительства Москвы получили здание мельниковского гаража, которое является памятником архитектуры. И хотя это памятник московского значения, Мельников — архитектор мировой величины, один из столпов промышленного конструктивизма, и мы знали, что здание должно нести особую функциональную нагрузку. Мы много ездили, и на меня большое впечатление произвели образовательные центры, куда тысячи молодых людей приходят, чтобы посмотреть на какие-то интересные новые технологии. Мы подумали, что нужно создать что-то похожее в России: привлекательное для молодежи и в то же время несущее какой-то исторический контент.
Сделали тендер среди американских компаний: один, второй, и, в конце концов, получили такой необычный продукт. Технологии у нас используются не музейные — это технологии, больше рассчитанные на парки развлечений, а по контенту — это музей.
Мы вошли во все топы мировых музеев. Нас отмечают как самый технологичный и интересный проект. И мы стараемся поддерживать этот градус, фокусируясь на том, чтобы любой человек, который вообще не в теме каких-либо исторических процессов, пришел и получил у нас максимально полную информацию с помощью разных технических средств. Скоро у нас, например, появятся очки 360D (дополненная реальность), с помощью которых мы сможем по-новому, технологично рассказать об отдельных исторических процессах!
— Центр толерантности — что это значит? Что вообще для вас значит слово «толерантность»?
— Безусловно, в первую очередь толерантность — это уважение к другому человеку и принятие другого человека в том виде, в котором он существует. Не попытка навязать другому свои стандарты, а уважение к тем стандартам, принципам, правилам, которых он придерживается. Конечно, толерантность должна быть в рамках уголовного кодекса, действующего законодательства. Не может быть толерантности к преступлениям, есть наказания за преступления. Но к чужим взглядам, чужим вероисповеданиям, другой национальности и другой системе ценностей (если, повторюсь, это не ведет за собой нарушение закона) должно быть уважение.
В Центр толерантности приходят дети и школьники, и с ними проводят уроки толерантности, но также мы делаем контент для учителей. У нас есть соглашение с Министерством образования России и Департаментом образования Москвы. Мы получили премию от ЮНЕСКО за подготовку видеоуроков о толерантности к мигрантам: это, прежде всего, фильмы, которые раскрывают те или иные острые моменты, показывают проблемы с разных сторон и заставляют зрителя задуматься. А дискуссия, обсуждение фильма — это и есть урок толерантности.
— Какие проекты музея — ваша личная гордость?
— Я участвовал в том или ином виде в создании всех экспозиций музея. Есть в основной экспозиции, безусловно, то, что мне очень нравится: например, зал перестройки. Сейчас открыли прекрасный послевоенный зал.
Я горжусь музеем. Это не значит, что я считаю его совершенным — ничего нет совершенного, его надо доделывать, улучшать. Но в целом наш музей на сегодняшний момент является самостоятельным качественным продуктом.
— Как вам удается удерживать внимание публики уже столько лет?
— Ни один музей не может поддерживать волну интереса без временных экспозиций, без каких-то особенных, отдельных тематических мероприятий. Мы проводим чтения внутри нашего музея. Например, недавно Даниил Козловский у нас читал произведения классиков. У нас, я считаю, очень качественные экспозиции по современному искусству, которые привлекают посетителей, потому что мы стараемся брать звезд первой величины. В частности, в ноябре у нас совместно с Третьяковской галереей будет проходить выставка Лисицкого. Есть разные семинары, есть просто праздники, например, Ночь музеев, дни рождения музея, Ночь искусств. Мы стараемся жить вместе с городом, и это привлекает достаточно много людей. Для праздников мы делаем отдельную программу, где вся музейная экспозиция отключается и включается что-то совсем другое. Мы приглашаем актеров, представляем моноспектакли, организуем музыкальные вечера.
— Как вы относитесь к переменам, которые сейчас происходят в Москве? Какие изменения в культурном облике столицы за последние десять лет вы бы назвали главными?
— Мне кажется, что сейчас в Москве происходит некий культурный бум, открывается большое количество музеев, и они набирают и набирают популярность. Москва становится одним из культовых центров на карте мира. При том что каждый из музеев является уникальным и шедевральным. Посмотрите на «Гараж», посмотрите на Третьяковку — туда пришла новый профессиональный директор, Зельфира Трегулова, которая невероятно подняла музей. Музей русского импрессионизма, Музей современного искусства, «Винзавод» — это все площадки, которые открылись не так давно, а какой там поток посетителей, сколько желающих прийти. Мне кажется, это вот и произошло за последние десять лет. В культурном плане Москва сделала колоссальный скачок. Даже то благоустройство, которое сейчас делается в Москве, мне кажется, абсолютно ложится в канву вот этого культурного подъема. Фокус на туристов, фокус на москвичей, которые хотят гулять по городу, ходить пешком. Это ставит Москву не просто в ряд мировых столиц, но делает одним из красивейших городов мира.
— Какой из музеев или арт-пространств является вашим любимым местом в Москве? А в мире?
— В Москве по контенту, по выставкам, которые организуются, конечно, Третьяковка — они большие молодцы. Посмотрите, какой ажиотаж был на Серова, какой ажиотаж на Айвазовского! Они делают хорошие, качественные выставки. Абсолютно точно нашел свою нишу «Гараж», став в числе прочего площадкой для современных художников, которые еще не очень известны. Плюс они делают самые разные мероприятия — это и кино, и лекции. Мне это очень симпатично.
Из мировых музеев очень нравится Музей современного искусства в Нью-Йорке — там много шедевров. Но я, честно говоря, люблю не только шедевры искусства, я люблю мысль, идею, форму подачи. Бывает, что музей маленький, но очень интересный. Например, Музей Черчилля в Лондоне — это бункер, в котором был Черчилль во время войны. Это небольшой музей, но там очень интересно, качественно подана информация, есть полное представление о том, как вообще этот бункер работал во время войны. Я люблю то, что воссоздает эпоху и погружает посетителя до такой степени, что он впитывает это в себя.
— Сколько языков вы знаете?
— Четыре: русский, английский, иврит, идиш.
— Многие евреи уехали из России, а вы не думали об эмиграции в Израиль или США?
— Я не думал об эмиграции. Уезжали в 90-е годы, сейчас практически никто не уезжает, скорее, есть обратный поток: в основном из Израиля. Люди, которые возвращаются в поисках культурных ценностей или приезжают делать бизнес. Я все время был занят, что-то делал и не планировал никуда уезжать.
— У вас пятеро детей, как вам удается сочетать активную общественную деятельность и личную жизнь?
— Сложный вопрос. Безусловно, большую часть времени воспитанием детей занимаюсь не я, а моя жена и образовательные учреждения, в которые они ходят. Я стараюсь то свободное время, которое у меня есть, им уделять, но, конечно, работа занимает много времени.
— Каким вы видите их будущее?
— Я бы хотел, чтобы они жили в рамках тех религиозных ценностей, которые есть у меня, но я не декларирую и не заставляю. У каждого своя судьба и свои интересы, они все очень разные.
— Если бы можно было загадать только одно желание, но абсолютно любое, что бы вы пожелали?
— Я бы, конечно, хотел, чтобы все мои планы, которые есть, реализовались.
Текст: Дарья Манина
Фото: Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности